ИЗБРАННЫЕ КСЕНОФОБИИ. Ксенофобия № 6. Как не любить охотников

Январь 2009 г.

У меня маленький личный праздник. Судили браконьера, убившего двух даурских журавлей. В общей сложности ему придётся заплатить штрафов почти на 400 тыс. руб. Всё случилось в апреле прошлого года на озере Ханка, это в Амурской области. Журавли эти - краснокнижные. Но не в краснокнижности дело, а в бессмысленном убийстве двух животных (их даже не едят) и в моей врождённой нелюбви к охотникам, в моей брезгливости к охотничьим страстям.

Я не о тех, кто кормится убийством животных, я о тех, кто развлекается убийством, и о тех, кто зарабатывает убийством диких зверей тогда, когда есть возможность зарабатывать и чем-то другим. Если человек между одним нелёгким физическим трудом и другим нелёгким физическим трудом выбирает труд, связанный с необходимостью лично лишать жизни живых существ, значит, таковы его приоритеты, значит, человек с такими приоритетами должен быть от меня как можно дальше.

Я не пацифист и не вегетарианец. Я понимаю общественную пользу насилия и ем мясо убитых домашних животных. Я понимаю, что кто-то должен их для меня забивать, но я всё равно не могу хорошо относиться к тем, кто работает на бойне. Это как раньше с палачами: живя в каком-нибудь XVII веке я бы понимал, что работа палачей нужна и кто-то её должен делать, но рядом со мной таких людей быть не должно. Ведь у человека была свобода выбора, а он почему-то выбрал именно эту профессию или не имел ничего против неё.

Одним словом, я не об охоте и охотниках вообще, а о самой грязной разновидности этого ремесла – о спортивной охоте. Хамское, наглое надругательство над СЛАБЫМ, выставляемое как атрибут мужественности. Никакого соревнования, никакого поединка на равных: одного заставляют ставить на кон жизнь, другой, по собственной прихоти, ставит на кон хорошее настроение. Риск охотника на охоте меньше, чем риск травмы у футболиста на футбольном поле, хотя натужного адреналина, конечно, выше крыши.

Охота давно и почти повсеместно в цивилизованном мире утратила своё изначальное социальное и экономическое значение (мужская инициация, военный тренинг и добыча пропитания). Сегодня она удовлетворяет другой спрос – спрос на суррогаты брутальности. В современном западном и околозападном мире катастрофически сократилось поле возможностей для собственно мужской самореализации, замешанной на агрессии и обладании. Войны сведены к бесконтактным техническим конфликтам, да и мало их, и все они далеко. Европейский образ жизни почти к нулю свёл для мужчин необходимость конкретно драться «за самок и территорию», а ставший универсальным ещё недавно сугубо женский «культ безопасности» лишил мужскую обыденность многих рисковых практик, призванных испытывать, доказывать и предъявлять близким и обществу личную мужественность. В итоге массовый цивилизованный мужчина переживают перманентный экзистенциальный стресс недосуществования. Некоторые мужчины, конечно, смирились с этой платой за цивилизованность и превратили недосуществование в существование, но в других мужской геном просто вопиет от неисполненности. Стресс этот, безусловно, нужно снимать. Для этого западная цивилизация создала для мужчин целый рынок суррогатов   агрессивности и брутальности: спортивные единоборства, экстремальные виды спорта и массовый любительский спорт вообще, спортивнная охота, спортивный секс, агрессивные стратегии карьерного роста, стиль «милитари», куча экстремальных видов досуга и т.д. и т.п. Для совсем серьёзных мужчин есть профессии, связанные с риском. Всегда есть армия, есть полиция, есть криминал. Выбор инструментов для снятия мужского самоотчуждения богат.

Спортивная охота в этом ряду – самый низменный суррогат мужественности. Сплошная форма, никакого содержания. Нет ни войны, ни драки, ни риска (кроме индивидуальной, без инструкторов, охоты на крупных хищников и агрессивных травоядных) – только игра во всё это, и сплошное замещение неспособностей, невозможностей, незрелостей. Как-то, насмотревшись в случайно попавшем в руки журнале «Сафари» на самодовольные, лоснящиеся удовлетворением лица охотников на фоне убитых ими животных, я прозрел и принялся строчить что-то вроде памфлета с абсолютно правильным названием и смыслом: «Охота как порнография». Но через несколько дней забросил это дело, когда понял, в какие глубины и дали мужского недобытия я попадаю. Несколько месяцев пришлось бы убить на гибельную разборку с самим собой и собратьями.

Обладание и насилие, секс и смерть связаны прочно и спокон веку. В современной спортивной охоте они связаны самым унизительным для мужчин образом. Думаю, это очень хорошо должны чувствовать жёны городских охотников.    

***

Есть один очень простой вопрос: ЗАЧЕМ УБИВАТЬ КОГО БЫ ТО НИ БЫЛО БЕЗ ОСОБОЙ НА ТО НАДОБНОСТИ? Нужно просто честно себе самому на этот вопрос ответить. В чём надобность?

Да, большинство городских охотников, выслеживая, подкарауливая, выжидая, догоняя и нажимая на курок, пытаются, как правило, подсознательно, решать собственные душевные проблемы с мужскими дефицитами (я не говорю сейчас о тех простаках, которые ввязались в это дело, не подумавши: за компанию, из страсти к оружию, спутав с пьянкой, любя через охоту свою собаку, не отличив охоту от других способов свободного времяпрепровождения). Но ведь существует куча других способов добиться того же, никого при этом не убивая. Можно просто бить друг другу морды («Бойцовский клуб» - очень правильный фильм), прыгать с парашютом, играть в хоккей, на худой конец, кататься на горных лыжах и горных велосипедах. Сейчас, к счастью, уже есть и пейнтбол, и зверские компьютерные игры. Многие этим и обходятся, и не жалуются – адреналин вырабатывается, инстинкты удовлетворяются. Однако «конкретные мужчины» выбирают конкретную охоту.

Да, мужчин завораживает насильственная смерть (женщины поклоняются естественной смерти). Мужчин манит вид смерти, ощущение смерти, обещания смерти. А некоторых манит смерть по своей прихоти: гаснущие глаза жертвы, последняя судорога жаждущих движения мышц, обмякшее, остывающее под рукой тело. Так и убивайте себе подобных - таких же, над собой не властных. Только зверей не трогайте – они не виноваты. Они принципиально не виноваты в ваших проблемах. И не обманывайте себя, что они ничего не чувствуют. Ещё как чувствуют, ещё как страдают. Если бы не чувствовали, не страдали, смерть бы их не была для некоторых из вас столь соблазнительной.  

Или «пусть лучше зверей убивают, чем друг друга»? Не знаю, не знаю. Хоть какой-нибудь естественный отбор нашей популяции не повредил бы.

Спортивная охота – это подглядывание за насильственной смертью, для тех, кто не рискует посмотреть ей в глаза, но очень хочется.

***   

Рыбак, конечно, меньший убийца, чем охотник. Убийство рыбы не так брутально и не так чувствительно, но так же азартно и так же манит обладанием и господством, пусть и по мелочи. И уж коли пошла такая моя ксенофобия:

Я в самолете. Лечу из Москвы в Пермь. Впереди сидящий пассажир листает журнал о рыбной ловле. Переворачивает страницы, рассматривает фотографии. На фотографиях пойманные рыбы: умирающие или уже мертвые. Фотографам нравятся задыхающиеся воздухом широко раскрытые рыбьи рты, возбужденные лица рыбаков, их крепкие мужские руки. Руки в каждом втором кадре. Руки, демонстрирующие смерть рыбы. Мертвое - такое интересное.

На последней странице судак с неестественно раскрытым ртом. Самодовольные пальцы мастера ловко нажали на челюстной сустав и демонстрируют фотографу результат умелой подсечки - крючок пробил нижнюю челюсть ровно посередине.

***    

Спортивную охоту и рыбалку нужно просто запретить, но постепенно. И пусть попробуют объяснить, почему запретить нельзя. Как оправдать насильственную смерть, которая не ради жизни? Традициями? Удовольствиями?

На первых порах спортивная охота может быть оправдана как человеческая слабость, но неприличная слабость: постыдное в нормальном обществе влечение. Как страсть к подглядыванию или как суррогат садизма и некрофилии.

Январь 2009 года