Пермь
Родился в 1960 году
Председатель Пермской гражданской палаты (ПГП)
https://www.facebook.com/averkiev.igor
Сайт Пермской гражданской палаты http://www.pgpalata.ru/
Запущенная Алексеем Навальным антикоррупционная кампания «Против жуликов и воров», плавно трансформировавшаяся потом в движение «За честные выборы» 2011-2012 годов, для большинства рядовых участников не мотивировалась ни «борьбой с коррупцией», ни «борьбой за демократию». По своей социальной сути «хомячковые протесты» были демаршем нового, набирающего силу российского «носителя современности» (модерноориентированные неогосударствлённые страты среднего класса) против режима, погружающего его в пучину безысходности и обессмысливания личных жизненных планов, связанных с глубоким профессиональным и бытовым погружением в текущую «западную современность».
В 2011 году «модерноориентированные российские простолюдины» были напуганы «возвращением Путина» и предполагаемым свёртыванием «медведевской оттепели». Ведь «жизнь только-только наладилась» - Москва и Петербург почти полноценно интегрировались в Запад (финансово, экономически, технологически, культурно). Эта интеграция не только создавала невиданные доселе возможности, но и, гармонично сливаясь с нефте-газовой рентой режима, реально повышала благосостояние именно и прежде всего «модерноориентированных простолюдинов», вырывая их из «низов» и размещая в престижных слоях нового неогосударствлённого среднего класса – «и тут опять…». С точки зрения простолюдинного влияния на власть, массовые мегаполисные протесты 2011-2012 годов были стихийным «народным прошением» в адрес Владимира Путина: «не перекрывай нам доступ к уже освоенным новым профессиям, способам получения дохода, развлечениям, не препятствуй нашей интеграции в глобальную современность». Прошение это было подкреплено осторожной электоральной угрозой в сторону предстоящих президентских выборов. Бывшие в то время на виду сугубо активистские протестные кампании «Против жуликов и воров» и «За честные выборы» оказались для «модерноориентированных простолюдинов» всего лишь удобными политическими платформами, обеспечившими донесение этого прошения-угрозы до адресата.
Нечто подобное чуть позже произошло на Украине, где того же испугались та же образованная молодёжь и тот же местный «креативный класс» после того, как они решили, что Виктор Янукович будет всячески затягивать или и вовсе откажется от интеграции Украины в Евросоюз, с которым протестующие связывали своё частное будущее.
Тотальная коррупция и нечестные выборы существовали в путинской России и раньше. Политическим и активистским субкультурам и раньше удавалось привлекать к ним простолюдинное внимание, но только в 2011-2012 годах это внимание выстрелило в больших городах массовым протестом. В том, что этот «выстрел» состоялся важно отдавать должное гениальному пиарщику Алексею Навальному, но при этом не менее важно понимать, что он привлёк внимание «модерноориентированных простолюдинов» не к «проблеме коррупции», а именно к своей мастерски созданной политической PR-платформе, которую простолюдины оценили как эффективный инструмент донесения до властей своего собственного «прошения-угрозы» - «вместе с Навальным и Ко и организованными ими митингами Путин нас обязательно услышит».
«Декабристские протесты» 2011-2012 годов так и не вылились в институциональные политические движения, в том числе потому, что «борьба с коррупцией» и «борьба за демократию» сами по себе не могут стать ключами к политической активации простолюдинов – только в качестве PR-упаковки. Для тех, кто втягивает те или иные группы простолюдинов в решение «вопроса о власти», гарантом успеха может быть только одно – взять на себя ответственность за удовлетворение какого-то собственно простолюдинного жизнеопределяющего интереса. Подобно тому, как в своё время большевики политически распаковали крестьянскую Россию лозунгами «Мир – народам! Земля – крестьянам!».
Российских крестьян в 1917 году очень интересовали именно «Мир - народам» и «Земля – крестьянам» и совершенно не интересовала «Власть - народу». Однако, ради «мира» и «земли» крестьяне готовы были поддержать и «власть народу» (уж коли у их заступников они оказались в едином пакете), толком даже не понимая «как это и зачем это, без царя-то, одним только обчеством» (впоследствии это «непонимание» и легло в основу реставрации российской монархии в виде тоталитарного принципата Иосифа Сталина).
Проблема современных российских оппозиций, не имеющих хоть сколько-нибудь массовой поддержки населения, в том и заключается, что им так и не удалось выйти на собственно простолюдинные интересы. Российские свободоориентированные оппозиции по-прежнему тычутся в простолюдинов «демократией», «честными выборами», «правами человека», «борьбой с коррупцией», «модернизацией», «борьбой с диктатурой», «страхом и ожиданием репрессий». То есть, с точки зрения интересов простолюдинов, существующая оппозиция предлагает им «политические фантики без политических конфет».
Современные российские оппозиции пока ещё исключительно либерально-демократические. Левые перераспределенческие и ксенофобские правые оппозиции, именно как оппозиции правящему режиму, в России пока так и не сформировались. Не сформировались эти оппозиции именно потому, что до недавнего времени правящий режим их ценности и интересы покрывал в значительно большей степени, чем те же либерально-демократические.
«Конфеты» российским простолюдинам по-прежнему предлагает исключительно сам электорально-авторитарный режим Владимира Путина (потому и живуч) в виде социальных раздач «излишков» нефте-газовой ренты и экзистенциального покоя внутри религиозно-пропагандистского кокона «Великой России, такой страшной для любых врагов». Никто из оппозиции пока не предложил простолюдинам аналаогов «мира – народам» и «земли – крестьянам). Разве что «борьба с коррупцией», при правильном ребрендинге, может сработать, как когда-то сработали «Заводы – рабочим!».
Абсолютно утопический социалистический лозунг «Заводы - рабочим!» тогдашние пролетарии воспринимали очень практически: «будем хозяевами на заводе – будем платить себе справедливую (большую) зарплату и меньше будем работать» - типа «покончим с эксплуатацией».
«Декабристские протесты» 2011-2012 годов так и не вылились в политическое движение, нацеленное на «решение вопроса о власти здесь и сейчас», ещё и потому, что со всей очевидностью протесты эти были превентивными, то есть, изначально не обладали необходимой социальной мощностью (несмотря на массовость). Протест мегаполисного креативного класса изначально не предполагал особенного упорства, так как родился из страха перед возможным «закручиванием гаек», а не вследствие их реального закручивания, которое в осторожных избирательных формах начнётся позже, и для большей части модерноориентированных простолюдинов будет ещё и компенсировано мощнейшими патриотическими сублимациями. Поэтому, ещё не страдая реально, не терпя ещё от режима явно невосполнимого ущерба, ещё имея много чего терять, в начале 2012 года многие протестующие с облегчением и готовностью приняли от Владимира Путина умиротворяющие сигналы про «политическую реформу» и прочие послабления. Далее на дезактивацию протеста повлияли отрезвляющие результаты президентских выборов. И, наконец, многих «ситуативных активистов» реально устрашили демонстративно выборочные и уже вполне настоящие репрессии в отношении нескольких участников «Марша миллионов» 6 мая 2012 года («в следующий раз могут выбрать и меня, как я себя не веди»). Таким образом, будучи всего лишь превентивным протестом и политически бессодержательным для простолюдинов после объявленной режимом «либерализации» («Анти-Путин» - рано, «Анти-коррупция» и «Честные выборы» - ничего не дают), к осени 2012 года «декабристское движение» естественно и почти непринуждённо спикировало с высот массовости обратно в активистские субкультурные гетто.
Чуть больше перспектив для политической активации простолюдинов у второго «крестового похода» Алексея Навального «против коррупции», начавшегося в 2017 году с антикоррупционных претензий в адрес Дмитрия Медведева. Эти перспективы связаны со сложным и сугубо модерным по своей сути процессом постепенного превращения молодёжи из всего лишь промежуточной демографической группы в самоценную социальную группу, со своими собственными и очень особыми интересами. Эти особые интересы связаны с исторически уникальной для человечества ситуацией значительного продления сроков «социальной молодости». Это когда биологически взрослые люди в течение 10 лет и больше (с 16 до 24-30) не имеют жизнеопределяющих социальных обязательств и собственных источников дохода, достаточных для полноценного жизнеобеспечения (в традиционных и переходных обществах «социальная молодость» мимолётна - переход биологически взрослого человека из безответственного детства в ответственную взрослость стремителен: от всего нескольких месяцев, до всего нескольких лет). Причём, основным фактором продления «социальной молодости» в модернизирующихся обществах выступает не столько затянувшееся образование и как таковой поздний выход в социально-экономическую самостоятельность (хотя «социальная молодёжь» - это, прежде всего студенты), сколько всё более поздние браки (как массовая тенденция, пришедшие в Россию лишь в последнее десятилетие) – ведь именно брак и дети продуцируют тот уровень ответственности, который и формирует взрослого, социально полноценного человека. Таким образом, в силу особенностей своего положения «социальная молодёжь» заинтересована в бесплатном или очень дешёвом (льготном) внешнем жизнеобеспечении: бесплатное образование, бесплатный доступ к ресурсам самореализации и досуга, бесплатные социальные услуги и т.д. + «социальное равенство» и «сильная социальная политика государства», которые и должны обеспечить этот доступ. Одним словом, «социальная молодёжь», как «новые институциональные бедные», приходит в мир в левом обличье. Так это было в европейских и американских мегаполисах в 1968 году. В эту же сторону всё разворачивается и в российских крупных городах в 2017 году. Не в смысле формы протеста – здесь всякое может быть – а в смысле его реального политического содержания: левого, перераспределительного.
Алексей Навальный со своим, казалось бы, бессмысленным антикоррупционным «меседжем вниз» (бессмысленным с точки зрения достижения актуальных и значительных политических результатов на платформе «антикоррупции снизу») важен российской «социальной молодёжи» в двух смыслах. Во-первых, сначала по форме, а постепенно и по содержанию Алексей Навальный является в современной России единственным политическим опекуном интересов новой учащейся молодёжи, осознающей особость и уязвимость своего образа жизни на 5-10 лет вперёд. Во-вторых, новая «социальная молодёжь» с лёгкостью и непринуждённо конвертирует навальновский антикоррупционный пафос (внутриэлитный по сути) в естественный для себя левый перераспределенческий протест.
Я воочию это наблюдал на пермском антикоррупциоонном митинге 26 марта 2017 года. Суть выступлений многих выступающих, прежде всего молодых, сводилась к тому, что «коррупция отнимает государственные деньги у нас, у бедных». «Из-за коррупции государство нам не делает того, другого, третьего».
И Навальный, судя по всему, готов пойти за «своим электоратом» в этот новейший для России «поход на лево», ещё очень не ясный по форме и политической программе.
Естественную левизну российской «социальной молодёжи» дополнительно взвинчивает, с одной стороны, всё усугубляющаяся олигархическая закрытость и всё более жёсткая социальная перегородчатость путинской России. С другой стороны, из-за падения цен на углеводороды и западные санкции, новую молодёжь угнетает на глазах хиреющий и маргинализующийся бюджетный сектор (за исключением силовиков и «административной бюрократии»), на работу в котором многие из них рассчитывали. Отсюда всё нарастающие в студенческой среде настроения в духе «нам ничего не светит» - когда они закончат обучение, «мест в этом мире, где всё схвачено давно и надолго, для них не будет».
Таким образом, навальновская «борьба с коррупцией», опирающаяся на школьную и студенческую молодёжь может распаковать в России, до того подспудный, левый протест против «богатых и власть имущих». То есть, и в этом случае дело не в самой «коррупции» – она лишь повод для левого самовыражения «новой молодёжи», ищущей свое место под солнцем. Путинский режим с его зашкаливающим (для белой страны в XXI веке) многоуровневым и глубочайшим социальным неравенством всё упорнее и упорнее порождает не столько «новых ультраправых», как казалось раньше, сколько «новых ультралевых». Что, кстати, подрывает не только сам режим, но и перспективы завершения в России «модерного транзита» как классического «либерально-демократического». Очередная «Новая Россия» вполне может оказаться «Левой», хотя и по-новому «левой». В этом случае любое оздоровление экономики, радикальное повышение производительности труда и существенный рост благосостояния населения будут просто невозможны. Хотя, сам по себе левый пафос и даже левый этос очень важны для гуманизации и гармонизации любого общества.
После Путина к власти придут хуже Путина, но есть список чудес против этого
09.06.2014