Российские власти, вслед за китайскими, навязывают обществу дискурс «врача-героя», который «бесстрашно и самоотверженно», «на линии фронта», «днём и ночью» и т.д. и т.п. И наши сердобольные тётушки и дядюшки с высшими образованиями и умственным трудом за пазухой подхватывают эту госпропаганду, и кипятком писают, пересказывая друг другу истории о насквозь мокрых от пота противоэпидемических костюмах; о невозможности врачей реанимационных бригад в течение 8 часов поесть, попить, сходить в туалет; о заражённых врачах, рисковавших своей жизнью во имя всеобщего здоровья, и т.п. Пересказывают, призывают помнить, благодарят врачей, кланяясь им в пол, и… продолжают вместе с начальством прикрывать безжалостную эксплуатацию наших медиков и неспособность медицинских и прочих чиновников, даже при минимальной сегодня эпидемической нагрузке, обеспечить врачам достойные, цивилизованные условия труда. А невозможность в течение 8 часов поесть, попить и сходить в туалет – это пытка, если кто не в курсе.

Почти любой «подвиг врача» в российском обороне от коронавируса – это результат чьего-то безразличия, халатности или организационной бездарности.

Если врач в клинических условиях заразился коронавирусом или, тем более, погиб от него – это никакой не подвиг, тут нечем восхищаться. Мы не на войне: чтобы спасать людей от коронавируса, бойцам не надо рисковать собственной жизнью. Это им даже противопоказано. Врачей надо просто хорошо обучать и обеспечивать. Вышедший из строя инфицированный врач – это брешь в эпидемической обороне, чьё-то упущение, а не заслуга.

Клиническое инфицирование врача может произойти только по трём причинам: первая – врачу не обеспечили безопасных условий труда; вторая – врач стал жертвой переэксплуатации (чрезмерно устал, потерял бдительность, рассеялось внимание и т.п.); третья – врач сам проявил халатность и безответственность. Во всех трёх случаях генеральная ответственность за случившееся ложится на руководителей учреждений и ведомств, так как именно они допускают первое, второе и третье. Именно поэтому я не удивлюсь, если после проверки выяснится, что пермские медицинские чиновники действительно скрывали случаи инфицирования врачей коронавирусом. (Но речь идёт именно о клиническом, а не о бытовом инфицировании).

У всего этого есть и другая очень важная сторона: врачи сами постоянно и на всё соглашаются. Но их трудно не понять – им всякий раз делают предложения, от которых они не могут отказаться. Годы постоянных, «бессмысленных и беспощадных» оптимизаций научили российских бюджетников невероятной скромности и производственной неприхотливости. Но и здесь есть своё «но»: рано или поздно отказывать и протестовать всё равно придётся учиться.

И в заключение. Это какая-то очень русская история. Нам всем очень нравится сравнивать эпидемию с войной, а на русской войне ради победы возможны любые жертвы. Во многих странах большое количество жертв на войне среди собственного населения – это большая проблема, а в России – предмет гордости. У нас 25 миллионов человек на Второй мировой войне погибло, больше всех в мире – вот какие мы молодцы – любите и уважайте нас за это. И на войне против коронавируса вон какие трудности, лишения и опасности переносят наши врачи – вот какие они молодцы и мы вместе с ними.

Но война – это, прежде всего, хорошо организованный производственный процесс, где от качества решений, ресурсов и логистики увеличивается или уменьшается число жертв. Много жертв – хреновое качество решений, ресурсов и логистики. При эпидемии точно так же. Жертв от эпидемии у нас пока (или вообще), слава богу, мало. Поэтому добираем врачами - война ведь, солдат не жалко. Их можно и с лопатами на автоматы. Главное, что бы потом большое начальство их добрым словом помянуло и люди пожалели.

16 апреля 2020 года