Когда тщеславный параноик Цицерон...

Когда тщеславный параноик, но в целом не плохой человек, Марк Туллий Цицерон раскрыл легендарный для всего последующего человечества заговор Луция Сергия Катилины, он, будучи консулом, настоял перед сенатом на казни пятерых участников заговора, тех, что не успели или не захотели сбежать вместе с Катилиной в Этрурию. Причём, Цицерон настаивал на срочной казни, то есть, внесудебной, ибо именно этого, как обычно бывает в таких случаях, «требовала безопасность государства». Сенат после долгих и драматичных дебатов согласился, и заговорщиков казнили буквально через два дня после того как их задержали.

Решение это было беспрецедентным для тогдашних римлян – соблюдение формально-правовых процедур в республиканском Риме было фундаментальной традицией, совмещающей в себе и «заветы предков», и «божественные установления». «Суд по всем правилам» в глазах римлян был осязаемой гарантией того и другого - непосредственным вещателем «высшей справедливости». Конечно, само решение о внесудебной казни принял сенат, и Марк Тулий не в одиночку его уговаривал (Цицерону, в частности, вторил и великий республиканский консерватор того времени Марк Порций Катон Младший, и консул следующего созыва Децим Юний Силан и многие другие сенаторы), но именно Цицерон в тот исторический момент был главным должностным лицом государства – одним из двух консулов, и именно Цицерон был в общественном мнении главным разоблачителем и борцом с заговором Катилины.

Казалось бы, всего лишь за 20 лет до того великий и ужасный Луций Корнелий Сулла, с его проскрипциями, без суда и следствия придал смерти от нескольких сотен до нескольких тысяч знатных и богатых римлян. Однако, не смотря на всю чудовищность проскрипций, в римском мире Сулла имел на это тягостное, но право, так как действовал в соответствии с формально установленными процедурами: народное собрание избрало его бессрочным диктатором с правом по своему усмотрению казнить и миловать. Казнь же пяти катилинариев была именно внесудебной, так как за 60 лет до того по инициативе легендарного Гая Гракха был принят закон по которому казнить римского гражданина могли только по решению народного собрания. То есть, сенат не имел права приговаривать заговорщиков к смерти. Но сенату как «коллективному деперсонифицированному разуму» это конвенционально прощалось, а вот Марку Тулию Цицерону, как главному и самому активному интересанту в борьбе с заговором Катилины это проститься уже не могло. Тем более, что именно Цицерон был автором правового обоснования для казни римских граждан без участия народного собрания: он предложил сенаторам считать «преступление против государства» достаточным основанием для того, чтобы не считать Катилину и его сообщников римскими гражданами – а с негражданами сенат мог поступать по своему усмотрению.

Одним словом, когда ажитация по поводу заговора и его подавления спала (а дело дошло даже до битвы между катилинариями и правительственными легионами, в которой мятежники были наголову разбиты и почти полностью уничтожены в количестве нескольких тысяч человек; а Цицерону по итогам всей этой кампании сенат пожаловал звание «спасителя отечества» ) казнь без должного суда таких людей, в таких обстоятельствах и по такому поводу для многих римлян, постфактум, предстала как очевидно избыточная. В результате, «казнь пятерых» преследовала Марка Тулия Цицерона до самой его смерти, более того, стала одной из формальных её причин.

Уже спустя три года знаменитый талантливый аристократ-авантюрист Публий Клодий (он же Клавдий) Пульхр, будучи народным трибуном и имея в виду Цицерона, добился принятия закона, по которому любое должностное лицо, причастное к казни римского гражданина приговаривалось к изгнанию. Как ни уговаривал, ни молил Цицерон тогдашних консулов и вождей сената о защите, ему всё-таки пришлось покинуть Италию, его имущество было конфисковано, а дом и имение разрушены. Спустя год Помпей всё-таки обеспечил Цицерону возвращение, но на этом судьба, запущенная той казнью, не оставила великого оратора в покое.

Вскоре началась гражданская война: сначала между Цезарем и Помпеем, затем, после убийства Цезаря и периода смуты, между Антонием и Октавианом. Цицерон то участвовал, то не участвовал в гражданских распрях, то на одной стороне, то на другой. В одном из эпизодов гражданской войны Антоний с Октавианом временно объединились и вместе с Лепидом создали так называемый «второй триумвират» (первый триумвират: Помпей, Красс, Цезарь). К несчастью для Цицерона Марк Антоний в своё время был усыновлён Публием Корнелием Лентулом – одним из пятерых внесудебно казнённых катилинариев. Более того, Цицерон на одной из стадий гражданского противостояния был одним из лидеров антиантониевской оппозиции в сенате. Поэтому, когда новым триумвирам пришла в голову счастливая идея расправиться с оставшимися политическими противниками посредством «старых добрых» проскрипций, Антоний добился от коллег включения Цицерона в проскрипционные списки с уже классической формулировкой: «за казнь римских граждан». Октавиан с Лепидом, ничего против Цицерона не имели, более того - ценили и уважали его. Но триумвират – это жёсткий договор, основанный на обмене компромиссами – Цицерон был принесён в жертву коалиции.

Марк Тулий бежал из Рима, сначала в имение, затем дальше. Шайка, зарабатывавшая на убийствах проскрипционщиков, его догнала и обезглавила (по легенде, Цицерон сам подставил шею под меч убийцы – римский вариант самоубийства чести). Голову и кисти Марка Тулия Цицерона выставили для обозрения на Форуме. По преданию, дошедшему до нас в биографии Цицерона, написанной Плутархом, жена Марка Антония Фульвия до того, как голова Цицерона была выставлена на Форуме, забавлялась с ней, втыкая булавки в язык оратора (это она изображена за этим занятием на картине Павла Сведомского). 
________________________________________

Мораль не про «демократию» и не про «верховенство закона». Цицерон во многом (кроме тщеславия, паранойи и некоторой слабости характера) был действительно очень не плохим человеком, по сегодняшним меркам – одним из лучших и замечательнейших в римской истории и, само собой - одним из самых блестящих интеллектуалов античности. Но то, что люди с готовностью прощают вождям, они, как правило, не прощают интеллектуалам и идеалистам, оказавшимся у власти.